Конец модерна – это прежде всего рождение недоверия к метанарративам, понимания их несостоятельности, неадекватности подлинному бытию. Как следствие, утрачивают власть над умами идеологии, – в частности, и коммунистическая (марксизм). Однако сознание (культура, если угодно) эволюционирует неравномерно в разных геополитических зонах. В СССР ситуация постмодерна не только не развивалась, но и не намечалась: там от марксизма приходилось отказываться, – с болью в сердце, по причине бьющего в глаза расхождения с социальными реалиями. Ушербность системы объяснения мира, восходящей к гегелевской диалектике, воспринималась в плане необходимости заменить ее другой системой объяснения мира.
Многолетние усилия по поиску новой идеологии, как известно, не дали никакого результата, более обнадеживающего по сравнению с тем, который сам шел в руки с начала Перестройки. То есть пришлось-таки остановиться на православизме. Вместо «единственно научного учения» – «истинная христианская вера», вместо миссии пролетариата – миссия русского народа при условии интерпретации советской истории в качестве продолжения российской. Наивненько, конечно, но спасибо советской власти: весомой идейно-политической оппозиции в стране нет, население в религиозном отношении невежественно, примет всё, что потрафит национальному самолюбию.
Единственным серьезным препятствием на пути водворения в умах новых «святых идей» был отец Александр Мень. Этот священник проповедовал Евангелие, – подлинное Евангелие, веру во Христа. И проповедовал с неизменным успехом в любой аудитории. Его называли «апостолом интеллигенции». Никто среди духовенства не мог конкурировать с ним по способности излагать христианское учение на интеллектуальном уровне, отвечающем запросам образованных людей, а потому в момент, когда государство вдруг перешло к веротерпимости, он везде оказывался первым.
Начало эпохи отмечено лекцией, прочитанной священником, А. Менем, 11 мая 1988 года в Московском институте стали и сплавов – на тему тысячелетия крещения Руси. Затем, в октябре того же года, имело место еще одно знаковое событие: священник впервые за годы советской власти посетил школу. Им тоже был А. Мень. Наконец, в 1990 году он же первым выступил с проповедью по телевидению... Его известность в обществе стала тогда беспрецедентной для священнослужителя, и – главное – произошло это не только в силу широкой эрудиции и открытости к светской культуре, нет – отец Александр был харизматической личностью. Не приходилось сомневаться: в стране есть человек, готовый возглавить независимое религиозное движение.
А если бы такое движение состоялось, удалась ли бы замена одной идеологии другой в умах большей части населения? Воцарилась ли бы чекистская хунта?
Точно никто не решит. Но затруднения обязательно должны были случиться. Чтобы намекнуть на их суть, одна цитата из Меня: «Сказать, что 700 млн. католиков и 350 млн. протестантов находятся в заблуждении, а только мы одни истинная церковь — значит пребывать в безумной гордыне, ничем не оправданной».
«Опасный» человек!
Убили отца Александра те, кто изначально, более тридцати лет следил за ним и ненавидел его, — чекисты. Сомневаться в этом, зная обстановку на тот момент, обстоятельства дела и развитие событий в стране, просто невозможно.
Характерная деталь: убили сами, своими руками, без обычного в таких делах посредничества «треста» (подставной организации, члены которой наводятся Лубянкой на жертву и совершают как бы по своей инициативе обыкновенное убийство, кое затем более или менее эффективно расследуется милицией). На это указывают два факта:
– одна-единственная рана, – рана в голове, послужившая причиной смерти отца Александра, была нанесена каким-то острым предметом с исключительной точностью (вмешательство врачей ничего не могло изменить).
– убийцы не оставили ровно никаких следов (один из следователей сказал сыну А. Меня, что он никогда не видел столь безупречно совершенного преступления).
